Исчезая в трёх комнатах, словно в руинах Помпеи,
Я смотрю на картину и думаю только о том,
Что уйти, убежать я уже никуда не успею,
Что руины становятся миром, а мир – полотном.

Что же ты, помпеянка? Беги! Умирать за идею
Никогда ещё не было столь непосильным трудом!
Я смотрю на картину, но дело не в ней, а под нею...
Там, под красками, вечно – Брюллов с искаженным лицом.

Как же мир отделить от руин, а руины от мира,
Коль поэту даётся рубанок, а слесарю – лира,
И на нашу планету ложится Везувия тень?..

Но, наверное, где-то какой-то вселенский художник,
Видя скорый конец, в ожидании ставит треножник, –
И рисует с натуры последний оставшийся день.