Вывернув комель очередного вечера,
в ночь проскальзываю незамеченным
и сижу, затаившись, перед экраном
то стеклянным, то деревянным.

Ночь, в которую открывается форточка,
не урчит, лишённая кошачьего приборчика.
У неё под боком тепло и смертненько,
но она пока терпит меня, соперника.

Я боюсь, поскользнувшись, скатиться с глобуса
и упасть на конвейер из ленты Мёбиуса,
где меня распялят, как лягушонка,
и затем покрошат в лапсанг сушонг.

Мозг, утомлённый такими играми,
уже ни на что не реагирует,
кроме Курары, Собак Качалова,
не имеющих ни конца, ни начала.