Посмертно жить не запретишь
Тому, в чьё сердце врос Париж,
Горе́, родившей мысль и мышь
На зависть форс-мажорам...
Живёт – и кру́гом голова,
Пока всесильная молва
Не сложит пазлом дважды два
И не турнёт с позором.

И вот уже забыт и слит
В библиотеки, в неолит
Настольных ламп, надгробных плит,
И меркнет свет в окошке...
Но кто не пашет, тот – пашот.
Его студентик перечтёт,
Обоим им пойдёт в зачёт –
Морщинкой на ладошке.

И всяк, подошвы не щадя,
Идёт то к людям, то к блядям,
Потом, заветы соблюдя,
Протягивает ноги...
Он кибальчит, ты – Кибальчиш,
Но баш на баш, а шиш на шиш:
Посмертно жить не запретишь,
И хочется не многим.