С тех пор, как стали небольшими деревья дедушкиных слив, я стал сентиментальней, Джимми, и не могу сожрать сашими, за жизнь с ним не поговорив,
не объяснив ему природу круговорота естества: что смерть всему даёт свободу от бренной плоти; что по году деревьям служит их листва...
Сашими смотрит прямо в душу, молчит, как рыба, або лёд. А я над ним грущу и трушу, но откушу и ножку Бушу, и ушко, ежели припрёт. |