Моя речь становится рябее мычания.
Я скоро сяду в тюрьму,
потому что не собираюсь ни воевать,
ни засовывать язык в задницу —
ни себе, ни другим.

Рифмы разбегаются, как тараканы.
Метафоры обходят меня за километр.
Я не могу писать ничего, кроме:
БЛЯДИ, СВОЛОЧИ, МЕРЗАВЦЫ,
КАК ЖЕ Я ВАС ВСЕХ НЕНАВИЖУ!!!

Вы превратили страну в грязь под ногами,
людей — в биомассу,
меня — в гневливого старика,
едва сдерживающегося,
чтобы, идя по улице,
не кричать:

ПУТИН — ХУЙЛО,
ЕГО ПРИСНЫЕ — МРАЗИ И НЕГОДЯИ,
А ВСЕ, КТО МЕНЯ СЛЫШИТ —
ПОСЛУШНЫЙ СКОТ,
ГОТОВЫЙ ТЕРПЕТЬ ЛЮБЫЕ САМОДУРСТВА БАРИНА,
КОТОРОМУ НА ВАС НАСРАТЬ С ВЫСОКОЙ КОЛОКОЛЬНИ!!!

Но я сдерживаюсь.
Значит я тоже скот,
который может лишь орать капсом,
который хочет лишь одного —
сдохнуть
(хорошо бы в другой — свободной — стране,
но это вряд ли),
потому что всё, что я мог, умел и любил,
втоптано в грязь
и присыпано говном
из голов этих засранцев.